стр. 335
В. Невский.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ИЛИ МОНИЗМ.
1) Наука об общественной жизни (Социология). К. М. Тахтарев. Стр. 324. Петр. изд. Изд. Кооп. Союза "Кооперация". 1919 г. Цена 385 р. 2) Система социологии. Т. I. Социальная аналитика. Проф. П. А. Сорокин. Стр. I - XIV и 360. Петр. 1920 г. Изд. "Колос". Ц. 150 р.
Перед нами две очень объемистых книги двух профессоров социологии: Тахтарева и Сорокина.
Уже с первых страниц читатель ясно понимает, какие большие различия между этими двумя авторами.
Проф. П. Сорокин с самого начала резко и определенно отгораживается от всех тех течений в этой науке, какие склонны сводить явления общественной жизни к монизму.
"...Поскольку социология, - говорит П. Сорокин, - хочет быть опытной и точной наукой, она должна прекратить "философствование"... "разрыв с философствованием означает и разрыв с несчастной идеей "монизма" - незаконным детищем незаконного брака социологии с философией. Не так давно еще, особенно в русской публицистике, считалось особенно почетной кличка "мониста". И обратно, название "плюралиста" означало нечто ругательное и научно-низкопробное (см., напр., "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" Г. В. Плеханова). Автор с большой охотой уступает "монизм" всем, кому не лень наклеить на себя эту этикетку. Он твердо убежден в том, что "монизм" - результат догматического философствования, а не вывод опыта и наблюдения. Монизм социологии, как правильно характеризовал его покойный М. М. Ковалевский, - это попытка решить бесконечно сложную задачу общественных явлений по методу уравнения с одним неизвестным. Автор убежден, что такая попытка - покушение с абсолютно негодными средствами. Последовательный социологический плюрализм - такова его позиция" (XII стр. предисл.).
стр. 336
Тахтарев, наоборот, обсуждая вопрос о соотношениях явлений общественной жизни (гл. 16), как будто относится отрицательно к мнению Ковалевского, который вместо основной задачи социологии, выяснения и установления "естественного соотношения явлений общественной жизни, в котором и выражается ее закономерность", - пытается задачу социологии свести к указанию одновременного и параллельного воздействия и противодействия многих причин. По мнению Тахтарева, это значит не только отказаться от решения главнейшей задачи социологии, но даже и не пытаться поставить эту науку на должную высоту.
Проф. П. А. Сорокин, действительно, так и остается плюралистом на продолжении всех трехсот слишком страниц.
И для него, как и для К. М. Тахтарева, вопрос о праве существования социологии, как науки, не подлежит сомнению, и он, как и К. М. Тахтарев, занимается прежде всего определением задач и границ социологии.
По мнению проф. П. А. Сорокина, социология такая же, как и все прочие, естественно научная дисциплина, но в противовес К. М. Тахтареву, который определяет социологию, как науку "об общественной жизни и ее закономерности", он определяет социологию так: "Социология изучает явления взаимодействия людей друг с другом, с одной стороны, и явления, возникающие из этого процесса взаимодействия, с другой".
Основанием к такому определению социологии (или, как выражается П. А. Сорокин, homo-социологии) служит то обстоятельство, что поступки людей, их взаимоотношения невозможно свести к физико-химическим процессам и что поэтому явления взаимодействия людей суть явления sui generis.
Социология должна, по мнению почтенного профессора, строиться так: I. Теоретическая социология, разделяющаяся на 1) Социальную аналитику, 2) Социальную механику и 3) Социальную генетику и II. Практическая социология.
Предметом социальной аналитики является изучение строения (структуры) социального явления и его форм; предметом социальной механики является изучение процессов взаимодействия людей и предметом соц. генетики - формулировка тенденций или линии развития. Предмет практической социологии - социальная политика.
Установив только что указанное деление, автор приступает к анализу. Нужно прямо сказать, что плюрализм проф. П. А. Сорокина, действительно, так обширен, так свободен от всяких серьезных научных положений, так эклектичен, что остается только удивляться, как можно на протяжении трехсот слишком страниц терзать читателя такой чепухой, какая выдается автором за самую новейшую ученую мудрость.
Чего здесь только нет!
Вот определение, что такое взаимодействие: "Когда изменение психических переживаний или внешних актов одного индивида вызывается переживаниями и внешними актами другого (других), когда между теми и другими существует функциональная связь, тогда мы говорим, что эти индивиды взаимодействуют".
Оказывается, что все изучение общественного развития аналитика сводит к изучению самого простейшего взаимодействия двух индивидов, ибо это взаимодействие есть родовое понятие социальных явлений, так сказать, модель их.
Чтобы изучить законы таких взаимодействий, надобно иметь наличие по крайней мере двух индивидов, актов, которыми обусловливаются поступки и переживания индивидов и проводников, при посредстве которых эти акты индивидам передаются.
Здесь мы узнаем, что у индивидов имеется нервная система и разного рода органы, напр., зрение, слух и обоняние, что индивиды имеют психические переживания, ощущения, восприятия, представления и понятия, переживания боли и удовольствия и волевые элементы.
Узнаем здесь мы и о том, что индивиды различаются между собой физически, психически и социально, что эти самые индивиды имеют потребности - в пище, в жилище, что они желают, ревнуют, симпатизируют друг другу, имеют потребности эстетические, умственные, моральные, религиозные и т. п. и т. д.
стр. 337
От индивидов мы переходим далее к "актам" и здесь узнаем об "актах людей, как раздражителях" (это - химические раздражители, вода, плотность среды, молярные агенты, тяжесть, свет, электричество, тепло), об актах сделания и неделания", которые распадаются на акты терпения и воздержания, об актах продолжительно, мгновенно, интенсивно и слабо влияющих - актах сознательных и бессознательных и, наконец, узнаем о проводниках.
Проводники бывают звуковые, световые, механические, тепловые, двигательные, химические, электрические и вещественно предметные.
Но, может быть, довольно утомлять читателя всей этой пустяковиной, которой наполнена объемистая homo-социология проф. П. А. Сорокина.
Нам думается, что никакой науки в этой книге нет, кроме бесконечного числа цитат, ссылок на разных авторов и "плюралистической" чепухи с перечислением всем известных истин, что люди имеют органы чувств, сносятся друг с другом при помощи всякого рода предметов, что на людей действует свет, тепло, электричество и прочие тела нашего грешного мира.
Если только в перечислении таких проводников, таких актов, в изучении такого взаимодействия состоит социология, то, пожалуй, правы те скептики, которые думают, что особой надобности в такой социологии не встречается.
Действительно, к каким же плодотворным результатам приходит проф. П. А. Сорокин? Да, в сущности говоря, результатов никаких и не получается от всего того анализа, какой проделывает социолог-плюралист, если не считать результатами предположения проф. Сорокина, будто и в тотемнотических группах и в феодальном и в капиталистическом обществе находятся все эти взаимодействия, акты и проводники.
Стоило городить огород, писать целую книгу о homo-социологии, чтобы притти к заключению, что у людей есть потребность в жилье, что люди действуют друг на друга, что на людей действует свет и тепло и что эти свет и тепло действовали на людей и в древности.
Совершенно иное впечатление производит книга проф. К. М. Тахтарева.
Прежде всего это - очень полезная книга для всякого приступающего к изучению науки, именующейся социологией.
Автор дает очень обстоятельный очерк социологических школ и направлений, указывая литературу этих течений и в меру снабжая свою книгу надлежащими цитатами.
Это ознакомление читателя с различными взглядами и течениями в области социологии вообще характерно для книги Тахтарева.
Но не в этом, конечно, ее интерес. Интерес ее заключается в том, что, несмотря на большую эрудицию автора, серьезное его отношение к предмету, добросовестное старание выйти из тысячи тех разноречивых мнений и толкований, какие разные ученые высказывали о задачах социологии, подойти к разрешению вопроса, - автор все же, по нашему мнению, не достиг результата.
Автор делит свой курс на два отдела: анализ общественной жизни и исследование закономерностей общественной жизни. (В послесловии он несколько меняет план своего будущего курса, но суть его построений от этого не меняется.)
Не вдаваясь в изложение содержания интересной книги Тахтарева, мы согласимся с ним, что цель всякой науки, в том числе и социологии, заключается в установлении тех законов, каким подчиняются явления, изучаемые этой наукой.
Спрашивается теперь, к каким же законам, к установлению каких закономерностей приходит автор разбираемой нами книги?
Во второй части книги он перечисляет много социологических законов - во-первых, общие законы социологов, затем законы последовательности и связи явлений общественной жизни, законы соотношения явлений и, наконец, статистико-социологические законы.
Здесь (в первой группе) мы встречаем такие законы, как закон ограниченности, закон связности, сотрудничества, соотношения, непрерывности, совместности
стр. 338
и сосуществования, всеобщей однородности, подчиненности и равновесия и закон наслоений. Это законы Де-Грефа.
Но и сам Тахтарев полагает, что все эти "законы" Де-Грефа по сути дела простые положения, подобные тем, какие высказывает, напр., Гумплович.
Это, конечно, совершенно правильно; но ведь правильно точно так же и то, что доселе не существует никаких социологических законов последовательности, соотношений и пр., как полагают некоторые весьма интересные и в высшей степени серьезные исследователи.
Нельзя точно так же считать в точном смысле законами и те общие и частные хотя и очень важные, правила и отношения, которые подмечены статистиками.
Что мы называем "законом"? Конт определяет закон, как постоянную связь, последовательность и сходство явлений.
Это, вообще говоря, верно, но не только это характеризует закон, который мы привыкли встречать, скажем, хотя бы в естествознании. Чем там характеризуется закон?
Во-первых, тем, что связь, о какой говорит Конт, выражается количественно, числом, математически, и, во-вторых, тем, что закон признается законом тогда, когда он подтверждается в любой момент, схватывая все явления, какие он подчиняет себе, и, что самое главное, когда он дает возможность делать предсказания, предвидения и тем самым возможность проверки правильности той связи, какую он устанавливает.
Вот, если с такой точки зрения подойти к тем законам, которые во множестве открыты социологами, то окажется, что никаких социологических законов нет.
Есть очень интересные и важные зависимости, установленные особенно при помощи статистики, правила и отношения между рядом явлений общественной жизни. Это правильно. Но и эти очень важные и интересные зависимости все же законами названы быть не могут.
Можно ли назвать законом такое, например, явление, как связь преступности с увеличением цен на хлеб в Германии, подмеченная статистиками?
Конечно нет, ибо главных основных моментов закона точных наук постоянной проверки его, подтверждения и, главное, предвидения здесь нет.
Мы не можем быть твердо убеждены в том, что всегда, везде, в любой стране вслед за повышением цен на рожь будет увеличиваться преступность и эмиграция; в большинстве случаев это, вероятно, будет так, но вообще говоря ожидать, что это будет всегда так, как всегда, напр., камень, брошенный вверх, возвращается на землю, мы утверждать не можем.
На это можно возразить, что социологические законы, это - законы sui generis, но если это так, то тогда нужно говорить, что и социология - такая наука, которая в корне отличается от всех остальных наук, а этого не будет утверждать ни один социолог.
В чем же здесь дело? По нашему мнению в том, что доселе в области изучения общественной жизни ученые держатся (в силу целого ряда от них часто не зависящих причин) неверной, ненаучной позиции.
Мы полагаем, что доселе есть только один ученый, которому удалось хотя немного подойти к тому пути, идя по которому наука об обществе и общественной жизни приобретет характер точный, не менее чем любая естественно-историческая наука.
Этот ученый - Маркс.
Тот общий закон, который открыт Марксом - закон, который так не нравится плюралистическому профессору П. А. Сорокину, и есть пока единственный закон, где можно найти по крайней мере главнейшие элементы самого настоящего закона точных наук.
В самом деле, когда мы выражаем этот закон, хотя бы так, как его выразил Плеханов, устанавливая зависимость идеологии, психики и социально-политического строя от экономических отношений и, стало быть, от состояния производительных сил, то мы имеем здесь и связь и последовательность явлений; мы не имеем числовой
стр. 339
математической зависимости, но мы имеем зато другой признак настоящего закона, это - то его качество, которое дает возможность предвидения.
Только с точки зрения этого закона Марксу удавалось хотя бы в общих чертах делать предсказания общественного развития, столкновений, конфликтов, общего хода общественной жизни, и только применение этого закона давало и дает возможность получить ценные результаты при изучении исторической жизни людей.
Но с такой точки зрения, повидимому, не согласен и Тахтарев.
Он отдает должную дань и Марксу, и Энгельсу, и их ученикам, но далеко не является сторонником марксовского понимания и истолкования истории, он попросту считает концепцию Маркса и Энгельса односторонней и не охватывающей всего развития общественной жизни.
И хотя он не согласен с покойным Ковалевским, под конец жизни не одобрявшим ученых, искавших установления единственного соотношения общественной жизни, однако он сам не пошел дальше все того же знаменитого взаимодействия, с которым при изучении общественной жизни добиться чего-либо путного нельзя.
В самом деле, как можно понимать, напр., такое утверждение Тахтарева: "удовлетворять свои человеческие потребности и есть самый основной и первичный двигатель всей их (людей) жизни экономической, брачной, психической, политической" (стр. 338).
Разве с этим нельзя согласиться? Конечно, можно и должно, но что дает такое утверждение?
Ничего. Тахтарев прямо и определенно заявляет, что все области человеческой жизни находятся в определенной зависимости, но что "хозяйственная жизнь людей, естественно и неизбежно переплетающаяся с их брачной, чувственной, умственной, нравственной и политической жизнью, вовсе не отличается от них своею первичностью и самостоятельностью".
Мы видим здесь прямое признание того знаменитого взаимодействия буржуазных ученых, которое не подвигает нас ни на шаг вперед при изучении общественной жизни.
Вот эта точка зрения взаимодействия и портит всю книгу Тахтарева. С этой точки зрения, которая, повидимому, кажется Тахтареву очень объективной, он критикует и теорию классовой борьбы Маркса, и метод диалектического развития (стр. 251) и проповедует мысль, что азбучной социологической истиной является истина, "что всякий общественный строй может держаться лишь на основе сотрудничества тех общественных групп, которые входят в состав данного общества" (стр. 160).
Эта мысль о взаимодействии и о сотрудничестве классов проходит красною нитью через всю книгу Тахтарева, и потому как будто бы бесстрастно объективный ученый обвиняет нас, большевиков, в том, что мы политическую свободу, которая добыта сотрудничеством классов, принесли в жертву "новым классовым интересам"; что эта политическая свобода "заменена диктатурой определенной общественной группы, отрицающей интересы русского национального общества" (стр. 160).
Вообще эта мысль о сотрудничестве классов и групп ведет автора все же довольно интересной книги очень часто на такие пути, откуда, пожалуй, можно попасть... прямо в объятия самых скверно пахнущих националистических групп и классов.
Таковы, напр., рассуждения автора о славном будущем нашего отечества, когда мятежные Кавказ, Сибирь и Финляндия поймут, что с нами необходимо соединиться по настоящему, и когда мы заживем настоящей национальной жизнью.
Таковы же рассуждения и о том, что "там, где нет соглашения и совластия классов, где нет их общественного сотрудничества, там не может существовать и никакой политической свободы" (стр. 158).
Мы думаем, из этих немногих выдержек вполне ясна та точка зрения автора, с какой он подходит к изучению общественной жизни, так что нет надобности излагать и того, в чем же заключается соотносительный метод, каким считает для себя обязательным пользоваться автор.
стр. 340
Этот соотносительный метод сводится все к тому же взаимодействию, ибо "соотносительный социологический метод есть метод необходимого и правильного соотношения различных сторон и явлений общественной жизни в научном понимании их".
И так далее и все в таком же роде рассказывается об этом методе на 26, 27, 28 и 29 страницах.
Ясное дело, что при таком методе изучения общественной жизни дальше перечисления и, правда, очень добросовестного изложения разных социологических систем и взглядов не уйдешь.
Есть в книге Тахтарева, так сказать, и отражения моментов исторического дня, напр., рассуждения на стр. 207 о том, как хорошо т. Ленин еще до октября предсказывал, что большевики удержат власть.
Правда, почтенному социологу из всего предсказания вошло в голову почему-то только то, что вместо 130.000 помещиков, страной сумеют управлять не хуже их и 240.000 членов партии, и совсем не бросилось в глаза, что это предсказание "вожака" (как выражается автор) большевиков есть блестящий пример того, как открытый Марксом закон общественного развития обладает свойством настоящего закона - предвидеть будущее.
Но каждому свое.
Мы думаем, что до тех пор пока ученые, изучающие общество и общественную жизнь, будут держаться знаменитого взаимодействия факторов, а не того монистического взгляда, какой установлен Марксом, - дело вперед не пойдет и никакой социологии построено не будет.